Меня уж нет, ушел я сорок дней назад
Ряды крестов, лишь видит мой с надгробья взгляд
Гниющий труп и фото в рамке - вот весь я
И лишь по ней вы помнить будете меня.

«Ты жил как раб, давно уж душу твою жду» - 
 Всевышний словом окрестил
«Взгляни на мир, ведь он как твой истлевший труп» - 
 Знакомый крест луною осветил
Раскрылся гроб и в нём увидел я себя
Промеж костей, червей роскошный пир
В возне червей я смог узнать
Наш бренный мир...

Я видел, как черви лоснятся в грязи, 
Скрутившись единой горой. 
Меня поразил их свинячий азарт, 
С которым все чмокали гной. 
Дрожащая масса к вершине ползла, 
И каждый лез вверх, кто как мог. 
Но всех привлекала одна лишь мечта 
Урвать пожирнее кусок. 

И каждый, себя уважающий червь. 
Кто пыжась со звуком, кто проста кряхтя, 
Пытаясь добраться к заветной вершине, 
Тащил за собою родное дитя. 
Хоть чаду от Бога ничто не дано. 
Вдруг папу замесят в сплошной кутерьме, 
Оно непременно заменит его. 
"Не дай ему, боже, копаться в дерьме." 

И маску с улыбкой от уха до уха, 
Одев на озлобленный жизнью кочан. 
При встрече суют комплименты друг другу,
Запутавши ноги в крутой реверанс. 
И хрюкавши в сладком своем забытье, 
Навозная куча жила. 
Любила, страдала и просто была, 
По жизни тащившись, как все. 

Мы тоже в навозе, но в яме пока.
И в яме хватает дерьма,
Но с кучи презренно глядят, свысока,
Мол: "Тоже отходы и нам не чета".
И пухлые рыльца повыше задрав.
Все хором плюются в нас жирной слюной,
Качаясь на гребне замученной славы,
Влюбляясь в себя, восхищаясь собой.

Кладбищенским пеплом любовных затей
Покроется эта свиная гора.
И толстые кости пузатых червей
Смешает с навозом людская рука,
А смерти идущая в след борона,
Что тащим всегда за собой,
Сравняет слащавость и пресность идей
С могильной, пропитанной гнилью, землей!