Живи и придумывай. Я пытался. Я, должно быть, пытался. 
"Придумывать". Нелепое слово. "Живи "- тоже нелепое. 
Неважно. 
Я пытался. И когда дикий зверь серьезности готовился во мне к прыжку, 
Оглушительно рыча, разрывая меня на кусочки, жадно пожирая, 
Я пытался. 
Но оставшись один, совсем один, надежно спрятавшись, 
Я изображал дурака, в полном одиночестве, час за часом,
Неподвижный, часто стоя, не в силах пошевелиться, издавая стоны. 
Да, издавая стоны. 
Играть я не умел. 
Я вертелся до головокружения, хлопал в ладоши,
Изображал победителя, изображал побежденного, наслаждался, горевал. 
Затем вдруг набрасывался на игрушки, если таковые имелись, 
Или на незнакомого ребенка, и он уже не радовался, а ревел от ужаса - или убегал, прятался.
Взрослые гнались за мной, справедливые, хватали, наказывали, волокли обратно
В круг, в игру, в веселье. 
Ибо я уже попал в тиски серьезности. Такова была моя болезнь. 
Я родился серьезным, как другие рождаются сифилитиками. 
И серьезно старался изо всех сил не быть серьезным - жить, придумывать - я понимаю, что хочу сказать. 
Но при каждой новой попытке я терял голову и бежал к своим теням, как в убежище, 
Где невозможно жить и где вид живущих невыносим. 
Я говорю "живущих", но не знаю, что это значит. 
Я пытался жить, не понимая, что это такое. 
Возможно, я все-таки жил, не зная этого.
Интересно, почему я говорю обо всем этом? 
Ах да, чтобы развеять тоску.
Жить и давать жить. 
Бессмысленно обвинять слова, они не лучше того, что они обозначают. 
После неудачи, утешения, передышки, я снова начинал - 
Пытаться жить, заставлять жить, становиться другим, в самом себе, в другом. 
Сколько лжи во всем этом. Но объяснять некогда. 
Я снова начинал. 
Но цель понемногу менялась - уже не добиться успеха, а потерпеть неудачу. 
Небольшая разница.
Когда я из последних сил выбирался из своей норы, а затем рассекал стеклянный воздух на пути к недостижимому благу, 
Я искал не что иное, как восторг головокружения, приятие, падение, бездну, повторение мрака. 
Я стремился к ничему.