Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
     Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
     На живых порыжели от крови и глины шинели,
     на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

     Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
     Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
     Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
     нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

     У погодков моих нет, ни жён, ни стихов, ни покоя -
     только сила и юность. А когда возратимся с войны,
     все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
     что отцами-солдатами будут гордится сыны.

     Ну, а кто не вернется? А кому долюбить не придется?
     Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
     Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
     у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

        Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
     Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
     Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
     приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

     Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
     эту взятую с боем суровую правду солдат.
     И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
     и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
     это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
     подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.

     ...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
     Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

     А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
     все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
     пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,
     чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

     Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
     матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
     Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
     все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.