Это люди сдержанные, вежливые, в качестве образца,
 В костюмах серых, и с тонкими чертами лица,
 Штатные офицеры, музыку, живопись любят, 
 И в целом, интеллигентные люди.
 Бывали сцены, когда кто нибудь такой, 
 Бил нагнувшегося человека в лицо, ногой,
 У него грозная должность, он спокоен,
 Что ответного удара не будет ни в коем.

 И, улыбаясь, мне ломали крылья,
 Мой хрип порой похожим был на вой,
 И я немел от боли и бессилья
 И лишь шептал: 'Спасибо, что живой'.

 Может мы не умираем на совсем,
 Может даже свидимся на небесах,
 Но, пока текут года земных сцен,
 Кто-то призван петь о них и писать.

 Нельзя играть не те песни,
 Не стоит петь о протесте,
 В ПартКоме нужно быть любезней,
 Разгульный образ жизни не соответствует
 Моральному облику человека советского.
 Не нужно восхвалять страны запада
 Сидел всегда бы там,
 И назад была б граница заперта,
 Партийной жизнью жить обязательно,
 Не распространять антисоветской отсебятины.

 Но знаю я, что лживо, а что свято, -
 Я это понял все-таки давно.
 Мой путь один, всего один, ребята, -
 Мне выбора, по счастью, не дано.

 Может мы не умираем на совсем,
 Может даже свидимся на небесах,
 Но, пока текут года земных сцен,
 Кто-то призван петь о них и писать.

 Секунды жизни замедляются, длится пауза,
 Ветер не колышет порванного паруса,
 Ртуть ниже на три градуса, и уже понятно -
 Все наши знания жизни, это лишь белые пятна.
 Все безвозвратно, так жалко станет,
 И даже враг, сняв маску, будет скорбеть в тайне.
 Ведь в масках лишь возможно быть врагами,
 Преследовать, скручивать руки и кидать камни.

 И лопнула во мне терпенья жила -
 И я со смертью перешел на ты,
 Она давно возле меня кружила,
 Побаивалась только хрипоты.

 Может мы не умираем на совсем,
 Может даже свидимся на небесах,
 Но, пока текут года земных сцен,
 Кто-то призван петь о них и писать.