Дорогая передача, во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача к телевизору рвалась,
Вместо чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,
Вся безумная больница у экрана собралась.

Говорил ломая руки краснобай и баламут
Про бессилие науки перед тайною Бермуд,
Все мозги разбил на части, все извилины заплел,
И канатчиковы власти колют нам второй укол.

Уважаемый редактор, может лучше про реактор,
Про любимый лунный трактор, ведь нельзя же, год подряд
То тарелками пугают, дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают, то руины говорят.

Мы кое в чем поднаторели, мы тарелки бьем весь год,
Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет,
А медикаментов груды - мы в унитаз, кто не дурак,
Вот это жизнь - и вдруг Бермуды, вот те раз, нельзя же так.

Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало,
Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков,
Но на происки и вредни сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни злые происки врагов.

Это их худые черти мутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году,
Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,
Но тут примчались санитары и зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек,
Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:
"Развяжите полотенце, иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе!"

Сорок душ посменно воют, раскалились добела,
Во как сильно беспокоят треугольные дела,
Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.

Вон он змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет,
Подал знак кому-то, значит: фельдшер, вырви провода.
И что ж, нам осталось уколоться, и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах навсегда.

Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:
"Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?"
Мы откроем нашим чадам правду, им не все равно,
Мы скажем: "Удивительное рядом, но оно запрещено!"

Вон дантист-надомник Рудик, у него приемник "Грюндиг",
Он его ночами крутит, ловит контру ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком,
Ну а к нам попал в волненьи жутком,
С расстревоженным желудком,
И с номерочком на ноге.

Он прибежал взволнован крайне и сообщеньем нас потряс
Будто наш научный лайнер в треугольнике погряз,
Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,
И двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме,
Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли,
И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник - незакрытый пуп Земли.

"Что там было, как ты спасся?" - каждый лез и приставал,
Но механик только трясся и чинарики стрелял,
Он то плакал, то смеялся, то щетинился как ёж,
Он, гад, над нами издевался, ну сумасшедший, что возьмешь?

Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,
Говорит, надо выпить треугольник, на троих его даешь,
Разошелся, так и сыпет, треугольник будет выпит,
Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!

Больно бьют по нашим душам голоса за тыщи миль,
Мы зря Америку не глушим, ой, зря не давим Израиль,
Всей своей враждебной сутью подрывают и вредят,
Кормят, поят нас бермутью про таинственный квадрат.

Лектора из передачи, те, кто так или иначе
Говорят про неудачи и нервируют народ,
Нас берите, обреченных, треугольник вас, ученых,
Превратит в умалишенных, ну а нас - наоборот.

Пусть безумная идея, не рубайте сгоряча,
Вызывайте нас скорее через гада главврача,
С уваженьем, дата, подпись, отвечайте нам, а то
Если вы не отзоветесь, мы напишем в "Спортлото"!