Уважаемые товарищи, потомки!
Роясь, в сегодняшнем окаменевшем говне,
наших дней изучая потемки,вы,возможно,спросите и обо мне.
И, возможно, скажет  ваш ученый,кроя эрудицией вопросов рой,что жил-де такой певец кипяченой
и ярый враг воды сырой.
Профессор, снимите очки-велосипед!
Я  расскажу о времени и о себе.
Я, ассенизатор и водовоз,революцией мобилизованный и призванный,ушел на фронт  из барских садоводств поэзии —бабы капризной.
Засадила садик мило,водь и гладь —
сама посадила,сама буду поливать.
Кто стихами льет из лейки,кто кропит, набравши в рот —кудреватые Митрейки, мудреватые Кудрейки —кто их к чертям разберет!
Нет на прорву карантина —
мандолинят из-под стен:
«Тара-тина, тара-тина,
т-эн-н...»
Неважная честь, чтоб из этаких роз мои изваяния высились по скверам,где харкает туберкулез,где блядь с хулиганом да сифилис.
И мне агитпроп в зубах навяз,и мне бы строчить романсы на вас,—доходней оно и прелестней.
Но я себя смирял, становясьна горло собственной песне.
Слушайте, товарищи потомки,агитатора, горлана-главаря.
Заглушая поэзии потоки,я шагну ,как живой с живыми говоря.
И приду в коммунистическое далеко
не так,как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет через хребты веков , через головы поэтов и правительств.
Мой стих дойдет,но дойдет он не так,— как стрела в амурно-лировой охоте,
не как доходит к нумизмату стершийся пятак
и не как свет умерших звезд доходит.
Мой стих трудом громаду лет прорвет и явится
весомо,грубо, зримо,как в наши дни вошел водопровод,сработанный, еще рабами Рима.
В курганах книг, похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
с уважением ощупывайте их,как старое, но грозное оружие.
Стихи стоят свинцово-тяжело,готовые и к смерти
 и к  славе.
Поэмы замерли, к жерлу прижав жерло нацеленных зияющих заглавий.
Оружия любимейшего род,готовая рвануться в гике,застыла кавалерия острот,поднявши рифм
 отточенные пики.
И  все до зубов вооруженные войска двадцать лет в победах  пролетали,до самого
последнего листка я отдаю тебе, планеты пролетарий.
Рабочего громады класса враг — враг и мой,
отъявленный и давний.
Велели нам идти под красный флаг года труда и дни недоеданий.

Мы диалектику учили не по Гегелю.
Бряцанием боев она врывалась в стих,
когда под пулями от нас буржуи бегали,как мы когда-то бегали от них.
Пускай за гениями безутешною вдовой плетется слава в похоронном марше —
умри, мой стих, умри, как рядовой,как безымянные
 на штурмах  наши!
Мне наплевать на бронзы многопудье,мне наплевать на мраморную слизь.
Сочтемся славою ,ведь мы свои же люди,—
пускай нам общим памятником будет
построенный
           в боях
                 социализм.