Варианты:

ТЫ ДОЛИНА МОЯ, ДОЛЬ-ДОЛИНУШКА…

Ты, долина моя, доль-долинушка, 
Ничего ты, долинка, не спородила; 
Спородила долинка сыр-высокий дуб. 
На дубу-то сидит вольна пташечка, 
Вольна пташечка - царь сизой орел. 
Во когтях-то держит черного ворона, 
Черного ворона - ясного сокола. 
Он бить-то не бьет, все страсть дает, 
Все страсть-то дает да все выспрашивает: 
"Где летал ты, соколик? где сполетывал?" 
"Я летал лишь, соколик, во дикой степи. 
Уж я видел там чудо, чудо дивное, 
Чудо дивное - тело белое, 
Тело белое человечее. 
Что никто же к тому телу не приступится; 
Прилетали к телу три ласточки, 
Три ласточки, три косатые: 
Перва ласточка - родна мамонька, 
Вторая ласточка - родна сестрица, 
А третья ласточка - молодая жена". 

Антология военной песни / Сост. и автор предисл. В. Калугин. - М.: Эксмо, 2006

См. также другие варианты - некрасовскую "Ой, вы, горы мои, да всё Майносские", "Горы кавказские" (с нотами), "Горы Воробьевские" (с нотами).

ТЫ, ДОЛЬ НАША, ДОЛЬ-ДОЛИНУШКА…

Ты, доль наша, доль-долинушка, 
Ты, раздольице - поле чистое! 
Ничего ты, долинка, не породила: 
Нет ни травоньки, нет ни муравоньки, 
Ни алых цветов, да нет лазоревых; 
Породила долинка сыр ракитов куст. 
На кусту-то сидит вольна пташечка, 
Вольна пташечка - стар сизой орел; 
Во когтях-то держит малу пташечку, 
Малу пташечку, он соловушку; 
Он бить-то не бьет, только страсть дает. 
Как под кустиком ли, под ракитовым, 
Что лежит-убит добрый молодец. 
Уж как не ласточки, не касаточки 
Вкруг тепла гнезда увиваются, - 
Три лебедушки тут сокрушаются: 
Убивается родна матушка, 
Уж она плачет то, как река льется, 
А сестра плачет, как ручей течет, 
Молодая жена - что роса падет; 
Взойдет солнышко - росу высушит. 

Антология военной песни / Сост. и автор предисл. В. Калугин. - М.: Эксмо, 2006

В древнейших сюжетах песен, к которым по мнению ряда исследователей относятся русские циклы «Завещание раненого» ( в русском фольклоре это песни «Горы Воробьевские», «Три ласточки», «Поле», «За Кубанью за рекой»), «Вещий конь», «Кровавая рубашка», отмечается особая близость восточнославянского репертуара, это – единый стилевой пласт древнейшей лирики. Жанровая природа этих песен неоднозначна: их «повествовательность» позволяет интерпретировать их генезис как результат распада былой эпической целостности, сделать предположение о возможной мифологической подоплеке их изначальной сюжетики. В то же время, в научной литературе встречаются свидетельства об их обрядовом бытовании, и, предположительно, происхождении. Так, некоторые из упомянутых песен даже во второй половине ХХ в. бытовали в составе календарных и похоронно-поминальных обрядов, в репертуаре проводов на службу, не говоря уже о распространенности их бытового «неприуроченного» исполнения.