обнажение человеческой экзистенции - сказали бы умные,
но у меня не так совсем, я ведь просто пьяная легла под руки,
и ничего не дернулось внутри, вбивалась ногтями нежная музыка,
у тебя все могло быть хорошо, если б не поцелуи без языка,
перебинтованные бока и раненые пока, припевы до хрипа сдавившие,
клавиши, стертые пальцами, стертые пальцами бывшие, но разлей же,
разлей ты меня по поверхности, новости, кости, и платьями режу
талию, бесталанная, муки танталовы, олово в горле, аккордами падаю,
где же ты видела, милая, где же, чтобы такими приборами меряли,
чтобы вставали, вставляли и верили – в двери проемы, пробелы вписали
так много мертвых метафор, смешные параболы боли в клетках листа,
может, стоит просто хоть один раз остановиться, заткнуться и переспать,
не в смысле, что с тем или этим, а как пережить, переехать, переболеть,
чтобы впредь не цепляться в подъездах за куртку, губы-окурки не округляй,
перепалки, скулы и переулки выцвели в самое горло, вырез под самую шею, чтобы,
бесшумно стекая в плечо, без нёбных заёбанных слов о любви, пожалуйста, пожалуйста,
без нёбных заёбанных слов, уезжай, чо. 
Достань углами комнаты до уголков рта, вылей гортань, 
Дотронься, после тебя не грудная клетка уже, а пустота,
Не пошленькое бухло, не стекло, а скорбь,небесная твердь,
Медь в разбитых голосовых связках – соль и медь, если быть,
То терпеть, а березовые ветки весной в окно, волосы пахнут
Ветром, в продрогшем метро я насильно сплетаю красную, синюю– автово, петроградка,
Ты такая красивая, Господи, не говори мне такое, родной же, самый родной,
я завидую только тем, кто падает вниз головой, носит джинсы еще поуже, 
зрачки затягивает потуже, с глаз долой, а из сердца вой, по дороге домой
можно вспомнить вообще все, и это все унесет, будет скручивать, долго и долго бить,
металлоискатели зазвенят у нервов, не ты первый не дал мне допить,доиграть,
дожить, чтобы стало меньше патетики, сахара, брома, прекратить бы общение,
перерубить все канаты и комнаты, в них так много не было, отпусти кровообращение,
отвали, задуши телефон подушкой и кофтами, лишь бы не слышать, как просят прощения.
Я как щенок замерзающий, скомканный, можно топить уже, нет и недели мне,
Дали и взяли, отняли, добили, вгибы локтей тебя помнят, дебильные,
Тихо так, шрамом нательным под крестиком, вместе отпеть эту нежность,
И вместе же криком на языке жестов, жестко, неистово снять одежду.
Ну пьяная, Господи, легла тогда под руки, реки, дороги и рот искусав,
Хули – не люди, а холинолитики, бросят, ни разу не отыскав, и не сказав
Ни полслова чуть позже, ни покурить, ни проветрить, слабо обнять, 
Да и то только воздух, оставшийся в скомканном этом белье,
И потом в тетради такие горькие даты
Джинсы пиздаты, но лучше снять.