Холеные сердца, молодые глаза вспыхнули и навсегда ослепли. Обнял медленно асфальт, прижала теплая земля холодное тело. Пир червей, шепот крыс. Сладкая и родная почва. Роняют беспокойные капли, дочерна ссохшиеся солнце и звезды. Стук теплых шагов в летний вечер, каждая осень, зима и весна. Это все теперь мнимо, это все теперь чуждо, это для всех, кроме тебя. Семейные узы рвутся как струны гитар, оставляя ничего не понимающих детей у скрипучих дверей ритуальных магазинов. Их испуганные глаза и вопросы без внятных ответов. «Почему мы завесили зеркала, и что, черт возьми, здесь вообще происходит?». Мы превращаем боль в суеверия. Суеверия в горькие традиции. Получая странный ритуал, ритуал длиною в жизнь. И так тщетно спрятанные дети от кладбищенских оград за вашими мощными спинами становятся только беспомощней. Пока не увидят холодную плоть, пока не познают вкус горечи скорби, они не станут живыми. Живыми по-настоящему. Эй, Ты, кто бы ты ни был, разреши мне сгинуть и сгнить. Стать кормом, стать домом, стать целым миром. Не думать, не знать, никогда, ничего, никого не терять. Дождями проникнуть до самых корней и вернуться в свежей весенней листве. Лучше раньше, чем позже. Лучше так, чем от этих. Почему за грехи родителей, как правило, платят дети. Я подставляю свои руки. Я протягиваю и отдаю все Тебе.