В вечерних ресторанах, 
В парижских балаганах, 
В дешевом электрическом раю
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки 
И людям что-то жалобно пою.

Звенят, гудят джазбаны,
И злые обезьяны
Мне скалят искалеченные рты.
А я, кривой и пьяный,
Зову их в океаны 
И сыплю им в шампанское цветы!

А когда наступит утро
Я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети
Убегают от меня....
Я усталый старый клоун,
Я машу мечом картонным,
И в лучах моей короны
Умирает светоч дня.

Звенят, гудят джазбаны, 
Танцуют обезьяны
И бешено встречают Рождество...
А я, кривой и пьяный, 
Заснул у фортепьяно
Под этот дикий гул и торжество...

На башне бьют куранты, 
Уходят музыканты, 
И ёлка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи, 
Давно замолкли речи, 
И я уж не могу поднять лица!

И тогда с потухшей ёлки
Тихо спрыгнул желтый ангел
И сказал: "Маэстро, бедный, 
Вы устали, вы больны!
Говорят, что вы в притонах 
По ночам поете танго?
Даже в нашем добром небе
Были все удивлены..."

И, закрыв лицо руками, 
Я внимал жестокой речи, 
Утирая фраком слезы, 
Слезы боли  и стыда.
А высоко в синем небе
Догорали Божьи свечи,
И печальный желтый ангел 
Тихо таял без следа...

Париж 1934