Вот ржавый кран вцепился в исполина
 И снёс его с протянутой рукой,
 И ног чугунных рваная штанина
 В казанское в небо смотрит сиротой.

 Седая ель покрылась изморозью.
 Он грохнул так, последний шля привет,
 Что из души повылетали гвозди,
 Которые вбивали с детских лет.

 «Когда-то здесь аллеи были узки,
 И здесь на площади, чуть в стороне
 Вожатая в нарядной белой блузке
 На шею галстук повязала мне».

 Теперь кто пал – тому уж не подняться.
 Прощай, Ильич, я знаю по себе:
 Как трудно от чего-то оторваться,
 Что с молоком воспитано в тебе.
 Прощай, прощай без памяти, без слова.
 Лишь диких птиц засохнувший помёт.
 Когда в душе нет ничего святого,
 То и пенять не надо на народ.

 «Когда-то здесь аллеи были узки,
 И здесь на площади, чуть в стороне
 Вожатая в нарядной белой блузке
 На шею галстук повязала мне».

 Ах, красный галстук – горькая потеря 
 И праздник Мая, мира и труда.
 Я и тогда особенно не верил,
 Ну а теперь тем боле, господа.

 Идут года, но спицы расписные 
 Всё так же вязнут в лжи по самую ось.
 Мы тоже дети страшных лет России,
 Нам многое увидеть довелось.

 «Когда-то здесь аллеи были узки,
 И здесь на площади, чуть в стороне
 Вожатая в нарядной белой блузке
 На шею галстук повязала мне».