этот мертвенно белый лист. у меня ни одной дельной мысли.
в голове рой взбесившихся ос, в сердце желчь. ведь ты так решил.
неумолимый календарь приближает, всё приближает те роковые числа.
прощальные речи звучат до сих пор. ты тогда убийственно холодно не спешил.
я, как сейчас, верь мне, помню. я помню всё до сводящих от боли скул.
когда-нибудь, кажется, я не стерплю. не стерплю и просто сойду. 
меня возмущает твоя позиция. хоть бери и кричи: "караул!", 
меня раздражает отношение к жизни. ты отпускаешь меня, а я уйти не могу.

весна на пороге. вроде, держи, порадуйся хоть теплу.
но я не могу. рефлексия начнется именно в марте смертельная.
какого чёрта, скажите, мне жить настолько невмоготу?
какого чёрта тоска вновь невыносимая, запредельная?

ты прощался с таким расчетом дальнейшей пытки, по-любому знал всё еще тогда.
я любила тебя и просила прощения за то, в чем виноват был только ты сам.
исключительная манера общения выдает тебя до сих пор. ты любил говорить "навсегда"
и бросать обещания на ветер. я любила тебя и просила остаться там -
в этом городе на рассвете. на той вечной сквозной остановке
я просила тебя остаться. но ты говорил лишь - "прощай",
ты говорил лишь "так надо". говорил, время склеит осколки,
говорил, заглушит печаль. но, знаешь, забей ты на это. 
и прошу тебя, приезжай.

я прошу тебя, ты приходи. может сходим ещё на ту крышу?
может будем ещё, как раньше, дурачиться под гитару?
ты прощался убийственно четко. но я не хотела слышать.
так прощаются лишь навсегда. так прощаются только в кошмарах.
оставляют, уходят и всё. сценарий на этом закончен.
и ты можешь делать, что хочешь с этой рваной раной в груди,
и ты можешь, как волк, выть ночью. 
и ты можешь сдаться в утиль.

да, давай, убивайся ночами 
и ранено можешь скулить. 
но всё это поможет едва ли -
человека в себя не влюбить.