Утро красит нежным светом стены, башни и поля,
                                Просыпается с рассветом отдохнувшая земля.
                                   Хорошо бродить по свету, но куда ни погляди -
                                  От убитых менестрелей не проехать, не пройти.
                                  От убитых менестрелей ни проехать, ни пройти.

Много сгинуло их даром под рукою королей,
В тронных сумеречных залах, на паркете галерей,
Исключительно за правду — прямо деспоту в глаза, —
Ибо резать правду-матку узурпатору нельзя.

Очень много их сложилось за прекрасную любовь:
Невменяем муж ревнивый — по паркету льется кровь,
Мнятся головы на блюде, жены плачут в три ручья…
Разве трудно выбрать даму ту, которая ничья?

А еще их убивают, когда бой идет лихой,
Когда лезут прямо с лютней в пекло битвы огневой.
Меж двумя копнами сена — то ли лютня, то ли меч…
Музыкантами покрыты сплошь поля кровавых сеч!

Их тела в тюрьме на нарах, их тела на мостовой,
Из окошек будуаров они валятся толпой,
В буйном вереске они же останавливают взгляд —
А печальные глазищи прямо в душу вам глядят!

Раз живого менестреля я в полях остановил:
Струн на лютне половина, пальцы тонкие в крови.
Я спросил: упал, наверно? Он лишь дернул головой:
«Просто я играю нервно, гордый жребий мой такой!»

И за что их так не любят, и за что их только бьют?
Вы послушайте, однако, то, о чем они поют:
Все о смерти, да о тризне, окровавленных руках…
Комплекс садомазохизма — вот их муза на века!

P.S. Их корона, как шиповник — мессианская судьба!
Все они хотят в терновник, чтобы спеть там про себя.
Что за праздник мертвой плоти нам навязан, наконец?!
Вон поет… Не узнаете? Он с рожденья не жилец.