Он родился в пивной, в сезон охоты на шлюх,
когда в мусорных баках тлела листва
и на окнах блестела обмёрзшая мошкара.
Он приходил к тебе во двор гулять в грозу без зонта,
то и дело отряхивая мокрую шляпу,
он был немного рассеян,
и чуть-чуть неопрятен,
и ты как бы не слышала звука шагов,
и ты как бы не подходила к окну.
Ты была просто кем-то меж землёю и небом,
и, уж конечно, не пара ему.

И он дарил тебе цветы и редкие книги,
и рассказывал много грустных историй,
он просто думал стихами и терялся всегда в разговоре.
Он жить не мог не любя и просто не понимал,
что там, где нету порока — не привить добродетель.
Под небом из акварели
есть только дебет и кредит,
и чьи-то скользкие взгляды,
как утренний дождь,
заползали ему нещадно за воротник.
Они душили его за мысли и рифмы,
и он заметил твой взгляд среди них.

Он родился в пивной, в сезон охоты на шлюх,
а умер в библиотеке, убаюканный музой,
с рваной раной в душе размером с бильярдную лузу.
Как пожелтевшие плакаты прошлогодней премьеры,
тысячи раненых душ, кружатся листья над сквером.
Быть может, там, среди них,
он однажды проплывёт над той,
что не слышала звука шагов,
и что как бы не подходила к окну,
что была просто кем-то меж землёю и небом,
и, уж конечно, не пара ему.