Он жил всю жизнь свою по кодексу бусидо.
Его учили мужчиною быть после и до момента, 
Когда урезало покровительство права его,
Те, что дед преподавал в искусстве боевом. 
Он привыкал терпеть боль и волен не был никогда,
Зубы сжимал и волю в кулак, за веру сквозь, 
Когда готов он был в ад сгинуть, хотя был он - самурай, 
Его учили морали по кодексу самурая. 

Стирал колени в молении, я буддистом был,
Символом поколений, я считал: "не истов пыл",
Топил голову в учениях, хоть один из толпы,
Стопы отца, по ним шаги, как приз судьбы. 

Честь превыше всего, как светило небес. 
Ему тяжко, кто-то его смутил, но не бес.
И тишина в приглушённой комнатушке
Разрушилась под грохотом роковых выстрелов пушки,
Ударами дикими, паника в голову бьёт, 
Междоусобные войны, новый врага налёт.
Мать, отец, брат пропали в гуже темноты, 
Прокляты слова в момент учителя латыни. 
Ведь совсем недавно, буквально день назад, 
Собирали дары бога с братом, у отца был сад.
Вечерами, чарами удара меча восхищал дед,
И, где, ты, правда, что рассеет дым, а? 
Веря небесам отдавался им под надзор,
Пыль протирал в картине "Табэ" и "Надзол",
Красное солнце на белом фоне - флаг отцов,
Наплевать на кодекс чести и главный позор. 

Стирал колени в молении, я буддистом был,
Символом поколений, я считал: "не истов пыл",
Топил голову в учениях, хоть один из толпы,
Стопы отца, по ним шаги, как приз судьбы.