Во дни разлук и горестных сомнений,
Как нам писал из Франции Тургенев,
Не надо слёз и горьких сожалений...
Она уехала с другим купаться в Крым.
Я в это время по тайге, как аллигатор,
Несу громадный щелочной аккумулятор,
В груди молотит, словно перфоратор,
Но я молчу и напеваю про себя:

Белый прибой и купол неба голубой-голубой,
Кто-то другой ей наливает «Цинандали».
Твёрдой рукой он бутерброд её мажет чёрной икрой
И нежно поёт ей это дивное танго.

Он был простым и скромным аллопатом,
Я, впрочем, путаю – скорей, гомеопатом,
А если даже и патологоанатом,
То всё равно у них всех денег до хрена.
А я кукую от зарплаты до аванса,
Изобретаю вечно чудеса баланса
И в состояньи гипнотического транса
Я у окошка кассы напевал:

Белый прибой и купол неба голубой-голубой,
Кто-то другой ей наливает «Гурджаани».
Твёрдой рукой он бутерброд ей мажет красной икрой
И нежно поёт ей это чудное танго.

Она прелестна, ей в тени не слишком жарко.
На пляже млеют сталевары и доярки.
Гомеопат, коньяк смакуя высшей марки,
Тихонько кушает протезами шашлык.
Меня трясёт, и зуб на зуб не попадает,
По вертолёту только челюсти летают,
А временами и сознанье пропадает,
А в животе от голода ревёт:

Белый прибой и купол неба голубой-голубой,
Кто-то другой ей льёт в бокал «Вазисубани».
Твёрдой рукой он бутерброд ей мажет просто икрой
И нежно поёт ей это страстное танго.

Зачем, зачем я не пошёл в гомеопаты
И не послушался ни мамы и ни папы,
А узловатые мозолистые лапы –
Не для её покрытых солнцем плеч.
Энцефалитные на мне резвятся клещи.
Я не скажу, чтоб я любил такие вещи.
В желудке чистая вода ритмично плещет,
И это всё. Но я не плачу, а пою:

Белый прибой и купол неба голубой-голубой,
Кто-то другой ей льёт в бокал «Напареули».
Твёрдой рукой он бутерброд ей мажет ...
И нежно поёт ей это южное танго.

                                                                  1982г.