На лавочке у дома теплее, чем дома, а ещё бы лучше на лавочке в другой стране.
Строить семью, чтобы искать повод оттуда уйти — это ведь совсем не то, что ты хотел?

И мы так любим друг друга, а дышим только когда остаёмся одни.
Когда у всех выходные — худшие, длинные дни.

Взрослые работают до отхаркивания лёгких и варикоза ног, гордятся собой, тыкают каждой болячкой и хотят, чтобы с них брали пример, ровнялись…
Да как можно ровняться на свой самый страшный кошмар?
Младшие понимают, что жизнь, ради которой нужно угробить себя — это совсем никакой не дар.
Понимают, и о материальном не думают, им всё равно, откуда берутся деньги, на которые они живут.
Понимают, берут… и не уважают такой вот нещадный труд.

Она хотела быть ближе к нему, ломала стены, выпивала океаны глотками, но его носки, опять брошенные у кровати, её подорвали.
Он хотел быть ближе к ней, не жалея себя проходил не один адский круг, но не смог пережить вновь зашедших к ней в гости, на «поболтать», подруг.
Они хотели создать новую жизнь, нового человека, ночами вкалывая, зная только хлеб и воду, но когда в священство новой жизни вмешалась «плохая» музыка, неправильные самостоятельные решения, дурная компания, они лишили её свободы.

Защитники наказывают так часто, что… кто бы от них защитил.
Дети сосут, прямо из шкуры, свободы лекарство, а шкура ещё болезненней делает вид.
-«Ну, раз уж помогаю, воспитываю, то пусть им будет хотя бы стыдно».
Странно, в глазах у детей ничего кроме жажды и злости не видно.

Малыш, тебе сделали подарок? Побойся бога, не бери. Что ты! Никакой двуличности!
Просто, тебе это припомнят при первом удобном случае… и при тысячном.

Ты сделал подарок? Так чего стоишь? Иди дальше, и не мешай людям друг друга пилить.

Только, рано или поздно, обычно поздно, но регулярно, улыбка родная конвертируется в оскал, вот тогда берегись: оскал не простит, он покажет тебе, как ты, родной, его достал!
Сервизы обратятся мукой. Телефоны, пульты, утюги — шальными пулями. Кровати — окопами. Слёзы — белым флагом.
Нет, не эти «выдавленные», не манипуляции,
От этих в голове только одно слово — убью!
Пара ударов, и, вот же, они, настоящие слёзы, теперь можно сдаться в бою.

Вот он, твой ребёнок. Помнишь, как ещё вчера он делал первые шаги, держа тебя за руку? А сегодня эта рука раздаёт пощёчины за позднее, уже не первое, возвращение.
Удивительно! Почему же тебя не слушаются?

Таская жену, за грубость, по квартире, за волосы, посмотри ей в лицо осунувшееся.
Спроси, неважно что, с ответом «да». Узнаёшь то самое «да», что слетело с губ молящихся?
Слетело, после клятвы твоей защищать её, клятвы двух венчающихся.

Сам не знаешь, когда гнев понемногу спадёт — на лавочке, после перекура, или в пути.
… то ли ты не уходишь, потому что хочешь остаться, то ли остаёшься, потому что не можешь уйти.