Так всегда и бывает, когда тридцать восемь,
и жар не спадает четвертые сутки
подряд - отвечай на вопросы судьбы,
не теряй чувства такта, узлы и закрутки
развязывать поздно, и только одно
в голове канареечно-желтый кирпич,
впереди - изумрудные башни, вокруг никого.

А я помню дорогу в Аркадию -
детская книжка, проветренный дом,
я болею, и в школу не надо, и
горло болит, и глотаю с трудом.
Я лежу на диване, а девочка вдаль
убегает, по желтым стуча кирпичам
каблучками красивых серебряных башмачков...

Было много, так много всего накопилось,
а не за что взяться - пустая рука,
ты куда, дорогой? - никуда, в никуда,
я не слышу, зовут, в голубых облаках
кислородной палатки дыши минеральной
водой, превратившейся в пар под воздействием
жара, - четыре стихии и все заодно.

А я помню дорогу в Аркадию -
на восьмом этаже пролегала она,
из окна - позывными, как радио, -
волна саксофона и клавиш волна,
я туда приходила, и ставили чайник,
и джаз начинался, сияли глаза,
плыл корабль на закат, где матросская тишина.

Что же, друг, как же это, опять тридцать восемь,
и в этом году, и уже навсегда.
Ты, наверное, гений, но очень нелепый,
да все тут нелепые, просто беда,
под нелепой звездою рожденные, ждем
не дождемся, что Элли прорвется,
за всех доберется в какой-то Канзас,я не знаю куда.

Я же вижу дорогу в Аркадию -
желтая метка мелькает в траве.
Мы стоим посреди автострады, но
с венком одуванчиков на голове,
облетают лысеющим пухом, машины несутся,
в кармане зеленое стеклышко - глянь, это солнце встает.

Мы глядим на зеленое солнце, горят изумруды Аркадии,
Я надеюсь, Канзас -
это просто плохой перевод