табачная лавка закрыта.
в мансарде открыто окно.
на улице этой забытой
ты не был настолько давно,
что сердце не дрогнет, не ахнет,
до верхних взлетев этажей,
где пахнет - как в памяти пахнет,
а в жизни не пахнет уже,
где в зиму заклеены рамы,
где ставят тарелки на стол,
и ангел сияет охранный,
не ведая глада и срама,
за вздыбленным серым мостом.

тебя ли сюда ли водили,
носили на нежных руках,
тебя ли в тебе ль находили,
да не обретали никак?
житье уместилось в котомку,
бытье - в невеликий карман,
и нечего ссыпать потомкам,
чтоб горю учить от ума.
зашторены окна в домах.
идешь по затянутой ране -
асфальтовым свежим пластом,
и нет одиночеству равных,
и рядом не нужен никто.

и просишь - не страсти телесной,
не теплого дома приют,
но - стылой, суровой, словесной
любови другого замеса:
ее в лотерее небесной
на милость тебе подают.
на ней не протянешь до лета,
ни крошки не вытрясешь хлеба,
пустой не насытишь живот.
но выстроишь столбик нелепый – 
и лыбишься, как идиот.