Сидеть и выламывать с хрустом красные зубы граната
- совершенные, полупрозрачные, - выламывать из белых десен, 
из шатких лунок, 
из круглых челюстей. 
Там, внутри каждого зернышка,
в капле терпкого сока, 
есть неделимая сердцевина 
с известковым вкусом 
сохлых птичьих костей. 
Как в любой истории короткой страсти. 
И если глотать, 
особенно не прижевываясь, 
можно длить это время 
какое-то время, 
сидя в этом простреленном солнцем кафе.
Отсюда, с верхней терраски,
 бирюзовый квадратик бассейна 
прохладно заманчив; 
у воды босые девы тянут мятный чай, 
а я полулежу в полубреду, 
сама не зная, 
перед чем такая передышка. 
Как этот август был горяч, 
кипящий ягодный кисель, 
ожог всему живому. 
Я злилась на официантку, 
а надо было ей сказать: 
как можно медленней, голубка, 
ведь, расплатясь по счету, 
я заберу в мотеле чемодан, 
покину Харьков киевским экспрессом, 
и первая костяшка домино 
повалит остальные. 
Откуда было знать.

Хлопок в ладоши 
в горах способен вызвать 
сход лавины. 
Откуда было знать, 
что вызывает низвержение в Мальмстрём
один лишь росчерк пальца на бедре. 
И он горит там. 
Всё ещё горит.

Я лишь хочу сказать, 
что каждую секунду нашей жизни 
в нас что-то умирает безвозвратно, 
какой-то сон, какая-то мечта, 
а иногда и целая Вселенная. 
И только оглянувшись в прошлое, 
мы можем различить ту точку, 
за которой 
"всё началось, и ничего нельзя исправить". 
И я была б целей, не промахнись столицей. 
Но поздно, поздно, 
август миновал, 
где на платформу вышла из вагона 
тебе навстречу, улыбаясь сонно, 
не долгожданный ангел, а Горгона;
окаменевший, руку целовал.