Когда ты жил, жил... жил, жил... и вот уже и дожил. До своих 20 или 25, или 30, или 35, или 40, или 45, или 50, или 55, или 60, и так далее лет. Вот ты дожил и живешь. Но ты же не чувствуешь себя ни молодым, ни старым, ты чувствуешь себя нормальным. Это просто вокруг тебя молодые или старые люди. И вот в этом возрасте, в любом возрасте, вдруг раз, и застал тебя, и поймал тебя вечер, который лепит или снегом или дождем, лепит в стекло твоего автомобиля, и "дворники" не справляются, а у тебя такой жизненный период, когда глаза твои все время прищурены, и вечерние фонари от этого дают такие длинные-длинные лучи... И еще в твоих ресницах застряла слеза. А эта слеза — это самая лучшая оптика для того, чтобы видеть всю свою жизнь насквозь. И ты мчишься, прибавляешь скорость и мчишься, и вдруг чувствуешь, но совершенно спокойно чувствуешь, что где-то рядом, в потоке машин мчится твоя смерть.

Но ты спокоен, потому что ты уже дожил до своих 20 или 25, или 30, или 35, и так далее лет. И ты едешь на своем автомобиле... Потому что к твоим 25 или 30, или 35 годам должен же быть у тебя, в конце концов, свой собственный автомобиль! Чтобы почувствовать, что рядом едет твоя смерть.

А как она выглядит, эта смерть? Это же ведь не такая худая, страшная, старая женщина в черной одежде с косой, нет! Это нормальный мужчина, который тоже дожил до своих 25, или 30, или 35, и так далее лет. И у него тоже сегодня может быть плохое настроение и тоже застряла слеза в ресницах. И он не проверил тормоза. Или наоборот проверил, но выпил водки. И мчится навстречу, или следом, или впереди. И может быть Вы, то есть ты, — смерть для него.

Но Вы, или ты, вы оба спокойны. Потому что чего бояться-то? Вы же уже взрослые люди. И вы спокойно садитесь в самолет и доверяете свою жизнь пилоту, которого вы не знаете, и диспетчеру, которого вы не знаете, и если у Вас уже к Вашим 20 или 25, или 30, и так далее годам есть уже дети, Вы спокойно отдаете их врачам. И если Вы мчитесь в потоке машин, а рядом сидит кто-то... кто-то — просто человек сидит рядом, и Вы вдруг понимаете, что Вы беспокоитесь за свою жизнь гораздо меньше, чем за его.

И поэтому Вы спокойны. Хотя где-то рядом, с той же скоростью, что и у Вас, всегда едет Ваша смерть.

И какая, собственно, разница, сколько вы прожили: 20 или 25, или 30, или 35, или 40, или 50 лет? Все равно на Вашем надгробии будет тире между датами жизни и смерти. И это тире будет у всех одинаковое. У всех оно будет одинаковой длины. И это тире будет всегда короче, чем те лучи от тех самых фонарей, которые так сильно видоизменила Ваша слеза. Маленькая слеза, которая застряла между ресниц...

И вот так Вы едете-едете... И Вы спокойны. Потому что, а чего бояться-то? Ну Вы же здесь все знаете! Все знаете. Или догадываетесь. Ведь мы же... Ведь мы же уже взрослые люди.

Ведь мы... Ведь мы — взрослые люди. А чего бояться-то?

Ведь мы — взрослые люди.

Так что, чего бояться?

Тем более, нам уже 20 или 25, или 30, или 35, или 40, или 45, или 50, и так далее... и так далее...

Так что... чего бояться?