Этот шум — не начало конца,
 Не повторная гибель Помпеи:
 Спор вели три великих глупца,
 Кто из них, из великих, глупее.

Первый выл: «Я физически глуп! —
 Руки вздел, словно вылез на клирос. —
 У меня даже мудрости зуб,
 Невзирая на возраст, не вырос».

Но не приняли это в расчёт,
 Да ещё надавали по роже:
 «Ах, подумаешь, зуб не растёт!
 Так другое растёт — ну и что же?»

К синяку прижимая пятак,
 Встрял второй: «По'лно вам, загалдели!
 Я — способен всё видеть не так,
 Как оно существует на деле».

«Эх! Нашёл чем хвалиться, простак! —
 Недостатком всего поколенья!
 И к тому же всё видеть не так —
 Доказательство слабого зренья».

Третий был непреклонен и груб,
 Рвал лицо на себе, лез из платья:
 «Я — единственный подлинно глуп,
 Ни про что не имею понятья».

Долго спорили — дни, месяца,
 Но у всех аргументы убоги...
 И пошли три великих глупца
 Глупым шагом по глупой дороге.

Вот и берег — дороге конец;
 Откатив на обочину бочку,
 В ней сидел величайший мудрец, —
 Мудрецам хорошо в одиночку.

Молвил он подступившим к нему:
 Дескать, знаю, зачем, кто такие...
 «Одного только я не пойму:
 Для чего это вам,
                              дорогие!

Или, может, вам нечего есть,
 Или мало друг дружку побили?
 Не кажитесь глупее, чем есть,
 Оставайтесь такими, как были.

Стоит только не спорить о том,
 Кто главней, — уживётесь отлично, —
 Покуражьтесь ещё, а потом,
 Так и быть, приходите вторично».

Он залез в свою бочку с торца,
 Жутко умный, седой и лохматый —
 И ушли три великих глупца:
 Глупый, глупенький и глуповатый.

Удаляясь, ворчали в сердцах:
 «Стар мудрец — никакого сомненья!
 Мир стоит на великих глупцах —
 Зря не выказал старый почтенья».

Потревожат вторично его —
 Тёмной ночью, — попросят: «Вылазьте!»...
 Всё бы это ещё ничего,
 Но глупцы состояли при власти.

И у сказки бывает конец:
 Больше нет у обочины бочки,
 В «одиночку» отправлен мудрец...
 Хорошо ли ему в «одиночке»?