Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом, при жестоком налете.

Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, — 
Точно в пропасть с обрыва — 
И ни дна, ни покрышки.

И во всем этом мире
До конца его дней — 
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.

Я — где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я — где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.

Я — где крик петушиный
На заре по росе;
Я — где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.

Где — травинку к травинке — 
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.

Летом горького года
Я убит. Для меня —
Ни известий, ни сводок
После этого дня.

Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград. 

Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю —
Наш ли Ржев наконец?

Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.

Неужели до осени
Был за ним уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался он?

Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, — как?

И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали, 
Но она — Спасена.

Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.

Мы — что кочка, что камень, 
Даже глуше, темней.
Наша вечная память — 
Кто завидует ей?

Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава —
Невеселый резон. 

Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам — отрада одна,

Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать. 

Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна. 

Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно — 
Это горькое право. 

Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила. 

Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно. 
Но да будет оно 
С нашей верой согласно...