Так дымно здесь,
И свет невыносимый,
Что даже рук своих не различить.
Кто хочет жить так, чтобы быть любимым?
Я — жить хочу так, чтобы быть любимым!
Ну, так как ты — вообще не стоит жить.

А я вот все живу, как будто там внутри
Не этот, как его, не будущий Альцгеймер,
Не этой смерти пухнущий комочек,
Не костный мозг
И не подкожный жир,
А так, как будто там какой–то жар цветочный,
Цветочный жар, подтаявший пломбир,

А так, как будто там какой–то ад пчелиный,
Который не залить, не зализать...
Алё, кто хочет знать, как жить, чтоб быть любимым?
Ну чё молчим? Никто не хочет знать?

Вот так и мне не то, чтоб неприятно,
Что лично я так долго шёл на свет,
На этот свет и звук невероятный
К чему–то там, чего на свете нет,

Вот так и мне не то, чтобы противно,
Что тот, любой другой, кто вслед за мною шёл
На этот звук, на этот блеск пчелиный,
На этот отблеск — все ж таки дошёл,

А то, что мне (и по какому праву?),
Так по хозяйски здесь привыкшему стоять,
Впервые кажется, что так стоять не надо.
Вы понимаете, что я хочу сказать?

Огромный куст, сверкающий репейник,
Который даже в джинсы не зашить,
Последний хруст, спадающий ошейник —
Что там еще, с чем это все сравнить?

Так пусть гудящий шар до полного распада
в который раз качнется на краю...
Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо?
Я — здесь сказал, что здесь стоять не надо?
Ну да, сказал.. А все еще стою.

Так жить, чтоб быть
Ненужным и свободным,
Ничейным, лишним, рыхлым, как земля.
А кто так сможет жить?
Да кто угодно,
И как угодно, но не я, не я.