Стены вымокли от пота, сорок дней зимы + 10.
Вновь похмелье да икота; литров выжранных не взвесить.
Попритихли мрачным бредом календарные куранты,
И совсем не держат небо посиневшие атланты.
 
А ноябрь да декабрь мужеложат на бесснежье.
Пастернаки поиздохли; пусто логово медвежье.
Издрочилися поэты в подоконниковых позах,
И не теплятся минеты в пергидрольных “белых розах”.
 
Просто сорок дней без солнца,
И сорвало на хер крышу.
Алконавты-многожёнцы
Без зазренья клеют лыжи.
В декадентской, липкой жиже
Разложенье всё бесстыжей.
Купоросят в зелень бронзу
Эти сорок дней без солнца.
 
Лужи вылизаны небом, придавившем, но не взявшем,
И тургеневские девы пахнут похотью уставшей –
Изорвали все подолы в ожидании объятий,
И скатились до прикола целомудренных апатий.
 
Покрошив стихи на буквы, мозг всё жиже, суть - всё мягче.
Ягод нет кислее клюквы, и не тонет в речке мячик.
И не плачет чья-то Таня, лишь стаканы всё полнее.
Приросли к асфальту сани; слёзы стали солонее.
 
Просто сорок дней без солнца,
И сорвало на хер крышу.
Алконавты-многожёнцы
Без зазренья клеют лыжи.
В декадентской, липкой жиже
Разложенье всё бесстыжей.
Купоросят в зелень бронзу
Эти сорок дней без солнца.
 
Проступает жир смиренья, козлоногий и безмозгий.
И шарфы не до коленей, и размётаны причёски.
И опять не разобраться, где афиши, где иконы.
Продолжаю обнуляться, растекаясь по бетону…