я опять ушёл. и не потому 
что стал с годами чрезмерно горд 
или слаб что не позволяет рулю 
срываться с обрыва речных озёр. 
и не потому что куда-то спешил 
и не потому что кого-то искал. 
просто вы решались прийти
долго. от этого слишком устал.
но-таки пришли и горло вперед
рванулось сметая стены границ.
и опять был обманут я вашим огнем 
спешащим к многоголосию лиц. 
но за нежность губ которую пил 
(не доверяя впрочем словам) 
за невозможный взлёт тёмных бровей 
я благодарен вам. 
вы остались там забавлять себя 
забродившим соком минувших лет. 
а я вышел на улицу и вдохнул 
тяжесть солнечных эполет.
   ***

ты с видом побитой собаки по улице бешено мчалась.
задевала прохожих искусанными ушами.
головою упрямой мотала отчаянно-звонко.
и саднящие раны лизать на ходу успевала.

я к тебе приближался стремительно как авиатор.
и уставшая шляпа моя всё пыталась обнять подбородок.
подошвы ботинок скользили по влажному небу
измятой листвы в колючих осенних лужах.

мы столкнулись!
и ты неожиданно больно прокусила мне руку
когда я пытался погладить твою нежную спину
и капли разбуженной боли 
обагрили асфальт зёрнами крошечных пятен.
   ***

я могу уйти. 
и это не будет пафос. 
или просто желание 
выпить чашечку кофе 
в непарижском кафе 
где кто-то 
когда-то 
на пол 
опрокинул пару глотков 
закипевшей брони 
для души не успевшей окрепнуть 
от ночи объятий 
аромата увы совсем 
не кофейного свойства. 
лучше быть коленкором 
чем стыть от рукопожатий
создавшего маслом картину 
в раме застывшей крови. 
но пока я стою 
вдыхая запахи дома. 
и отчаянно морщусь 
от горечи отрешений. 
оседает на связках 
щемящего имени слово. 
и плачет пан-флейта 
от верности со-отношений
   ***

здесь время диктует броун 
а ночь некрепка фасадом. 
На пыльном сукне спит муха 
обнявшись со словом [bad word] . 
а я распорола небо 
чтоб не было очень сухо.
и в сгустке желаний плавал 
томил свои пальцы брамс. 
и лоб упирался в стёкла 
и змеи свивались клубками. 
я знаю когда ты спиною 
хотя и не в полный рост. 
песок барабаном в воду. 
наследник зреет стрелою. 
и в смерти слоновой кости 
рождается матовый хвост.
   ***

мне холодно вчера и будет завтра. 
немая безысходность в ритме боли 
на муравьиный шест венок лавровый 
нанизывает в такт и не вздохнуть. 
актриса уронила запах тлена 
на лацканы своей последней роли. 
мужской пиджак и туфельки по крышам  
как весело и славно падать вниз. 
мессир! побудьте магом. вам возможно. 
пусть тонок пульс и слезы дробью в горле.
замусорен эфир я стекленею 
но покидаю воздух не дыша. 
а страхи ни к чему: бесплотны тени 
бесплатны мысли серебро реально. 
и верность свыше данному союзу 
была быть может даже хороша.
   ***

выдохнув воду из легких солью пропитанных 
он прицепил себя к пирсу усталый и пресный 
солнечный бог испачкавший губы в неистовом 
лунном сиянии спину подставил 
звенящему льду одиночества. 
на потеплевшей щеке бликами клетчатой 
воздуха ткани пил он предел ощущений. 
а после нырнул в поток золотой бесконечности 
и взвыл плато ладони изранив в танце метели. 
в кругах на воде кувыркались медные линии 
ветреных рук оставшихся у изголовья
ее силуэта в проем деревянный вписанный 
не красками не пустотой и даже не кровью. 
настоянный купорос сочился меж стеклами 
и поводом был для ошибок порой безразличных. 
бережно телу внимая в ритме бессонниц 
горло немело пытаясь держаться приличий. 
и равенство дня с потолком а ночи с рассветом 
сковало свободу его цепями сомнений 
в неизмеримости чувств: не больше  не меньше. 
но он не дал себе времени для суеты изменений. 
вот так бы мы жили с тобой: имея в запасе 
сорок семь лет оставшихся в общем кармане. 
к небу ходили бы в гости на крепкий тропический кофе 
и земля принимая бы н