Навещая знакомый берег, 
отрешённо гляжу на взморье,
возвращаясь на пепелище, 
осязаю рубеж времён.
Ни о прошлом, ни о грядущем
не рассказывает безмолвие -
черепки отгремевших пиршеств, 
парафиновый парфенон...
Лишь один звонит колокольчик, 
словно спрашивает: «Ну, где же ты?»
Словно просит: «Побудь со мною!»
А я рад бы, да не могу:
от причала отходит судно, 
на него все мои надежды,
я слежу за его движеньем, 
оставаясь на берегу...

Сухопутный пройдёт шарманщик 
в голубом головном уборе,
напевая морскую песню, 
ничего не прося за труд.
Эту песню придумал некто, 
никогда не бывавший в море,
но поётся в ней лишь о море, 
и на судне её поймут.
И здесь нет никакого чуда, 
ведь команду на судне этом
составляют гвардейцы духа 
всех времён и любых кровей:
открыватели многих истин, 
консультанты по раритетам,
очевидцы больших событий, 
собеседники королей...

Мне хватило бы даже слова 
в долетевшем от них призыве,
чтоб навеки проститься с сушей,
и исчезнуть там, где заря.
Но, безмолвный и недоступный, 
белый призрак на чёрной зыби
разворачивается к ветру, 
никого с собой не зовя.
И в то время как он, быть может, 
отправляется в край несчастий
из великой любви к свободе 
для всемерной борьбы со злом, -
я, покорный слуга глагола, 
я, поклонник деепричастий,
остаюсь со своим неверным 
легкомысленным ремеслом...

Навсегда расставаясь с морем, 
наблюдаю почти бесстрастно
(словно даже уже и это 
не могло бы меня развлечь),
как невидимые пределы 
разграничивают пространство,
и ничто этих черт запретных 
не осмелится пересечь.
Лишь корабль моих упований 
покидает сии границы,
тяжело поднимает крылья 
и, волнуясь, идёт во мглу...
Я слежу за его движеньем, 
но пустуют мои таблицы:
ни о прошлом, ни о грядущем 
ничего сказать не могу...

1988