Нашепчи ручей, как ты его любила,
как цветы от сока оставляла на татами,
вместо криков выдыхала - мой бамбино!
Тушью на спине якудзы расцветали.
Скромный парень-морячок в клешах индиго,
он ходил в Игарку, в Рио, в Нагасаки,
угощал портовых кошек терпким ромом,
кошки плавились, смотрели и вздыхали.

Звёзды тают на груди,
поцелуев шёлк,
я по палубе морей
за тобой пошёл.
Лови блесну!

Нашепчи ручей, как он ложился рядом
и шептал тебе - девчонка-недотрога,
как любил тебя и твой дурной характер,
за руку водил тебя через дорогу.
Ты ждала его сначала, как волчица,
трогала себя, шептала "мой бамбино",
плакала под утро, нервно угасая,
а потом сдалась и вовсе разлюбила.

Звёзды тают на груди,
поцелуев шёлк,
я по палубе морей
за тобой пошёл.
лови блесну!

Сакура цвела, как ты в руках другого,
и следы от сока, как и прежде, на татами.
Те же вздохи, так же ласково - бамбино,
тушью на спине якудзы расцветали.
И перо в него вошло, как в нежный тофу
где-то под Игаркой, то ли в Нагасаки.
Нежный парень-морячок в клешах индиго
по случайности погиб в портовой драке.

Звёзды тают на груди,
поцелуев шёлк,
я по палубе морей
за тобой пошёл.
лови блесну!