Он сегодня дома, он сегодня один,                    
Он немного болен, немного устал.                     
Сам себе трубадур, сам себе господин,            
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.            

А за окном темно, смотрит в форточку ночь:  
"И с какой же радости парень напился?.."      
А ему, бедняге, уж ничем не помочь –             
Он устал быть тем, кем сегодня родился.      

Он забыл, как люди включают на кухне газ,   
И чужую боль заглушил цитрамоном, 
Он глядит на стены и видит родной Прованс,   
Где когда-то он звался графом Раймоном.        

Он вернулся на землю сквозь дни и года, 
Семь столетий назад безвозвратно ушедший. 
Вспоминает об этом Раймон иногда, 
А друзья говорят про него – "сумасшедший..."
И снова битва идет для него каждый день, 
Только ныне масштаб поражений неравен: 
От былого осталась лишь зыбкая тень – 
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен.
И Раймон Седьмой допивает остывший чай, 
И срывает морфином незримые узы, 
И идет поутру он молитвы свои читать 
В католический храм альбигойской Тулузы. 
Возвращаясь назад, он неспешно идет, 
Игнорируя огненный глаз светофора, 
Ибо знает, что знамя его упадет, 
И затопчут его крестоносцы Монфора.
И отбывает он вновь летний свой карантен, 
Заблудившись в сети бесконечных тропинок; 
Ищет отдыха в россыпях телеантенн, 
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран, 
Матерится на поздний звонок телефона 
И болят на погоду призраки старых ран, 
Что получены им под стеной Каркассона. 

И Раймон Седьмой печально глядит в экран, 
Заполняя времени стертые лузы, 
И болят на погоду призраки старых ран, 
Что получены им на полях под Тулузой.