Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. 
Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. 
В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, 
солнце оставило в волосах выцветшие полоски. 
Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. 
Витька с десятого этажа снова зовет купаться. 
Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. 
Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. 
Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. 
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. 
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. 
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. 
Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. 
Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. 
Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. 
Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. 
Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. 
Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. 
Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. 
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. 
В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. 
Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. 
Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. 
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. 
Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. 
Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, 
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. 
Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, 
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. 
Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. 
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. 
Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. 
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. 
Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. 
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. 
Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. 
Пусть это будет большой секрет маленького разврата, 
каждый был пьян, невесом, согрет теплым дыханьем брата, 
горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, 
все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. 
Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, 
Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. 
Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. 
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. 
Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. 
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. 
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. 
Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. 
Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. 
Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, 
я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. 
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. 
"Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. 
Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. 
Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, 
ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, 
кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. 
Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. 
Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. 
Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.