Год назад я сидел на скамейке в общественном парке,
на углу Бенктон и Баркин.
Думал, как из Англии выйти пешкою в дамки,
к верху иерархии:
я себе всё это накаркал.

Теперь меня слушают хипстеры, арт-богема:
«Ведь он из Лондона, где выставки, Портобелло».
Не понимая, что внутри строки наболело,
не понимая, что внутри смолит Карфагеном.

Жополизы, недруги, журналисты,
первые компромиссы, лэйблы-монополисты:
я лишний, будто новички на вакханалии.
У всех, кто повыше, воротнички накрахмалены.

Был самодел, самопал,
кто-то не захотел – сам отпал,
мы – в отель, вам – подвал,
но тут – чертополох,
тут, если не успел, то подох,
там, где ты видишь успех, 
я – подвох.

Ощущаю себя стариком, хоть просыпаюсь со стояком.
Не спасет благодать ста икон
от сознания.
Комплексы съедают изнутри – я зову это «комплексное питание».

От бетона из Лондона на кавер Билбордов,
в клубе на Малой Бронной блюю под Ивана Дорна,
зависаю с бомондом, засыпаю в уборных
под хлорофиллом, но чаще под хлороформом.

На десерт рвота с Хайнекен.
Боже, как же я себя люблю – 
Отто Вейнингер.
Моя жизнь – это приключенья Незнайки:
наизнанку, будто шлюха в American Psycho.

Эстеты напридумывали терминов,
не зная, что выгуливали Цербера.
«Наконец-то русский рэп признали!» –
мне не похуй ли!?
Субкультура разрастается – 
опухоль.

Подземка не принимает, ну и бог с ней,
эстрада напоминает клубок змей.
Я, как итог, злей,
все играют роли – косплей.
Моя трасса уже не слалом, а бобслей.