В вагоне метро, как всегда, тишина. И в тесной толпе в унисон люди дышат.
Ребенок-оборвыш стоял у окна – такой, как и сотни бездомных мальчишек.
Потертая куртка с чужого плеча, висят рукавицы на старых резинках…
Он взглядом старался меня повстречать и ерзал ногами в промокших ботинках.
Народ сторонился и тихо вздыхал: особенно кратко, как будто невольно.
Уставший вагон в темноте затихал. 
А мне было страшно, 
и горько, 
и больно…
Лет восемь скрывала дырявая шапка кудрявых волос и неряшливой стрижки.
Веснушек подарена солнцем охапка – такой, как и сотни бездомных мальчишек…
Не пел и не плакал. Не лазил в карманы.
Чертил на окне непонятные знаки.
Герой недописанных детских романов: ненужный ребенок с судьбой наизнанку.
Не знающий книжек, родительских ласок; сжимающий пальцы бескровных ручонок.
Боящийся взглядов, пинков и огласок…
Бездомный 
ненужный
голодный волчонок…
В толпе незаметным становится горе… Чужая беда – не подносит счета.
Такие мальчишки наплакали море: краев не видать… 
тишина… 
темнота…
- Он нас обворует !– вдруг пискнула дама.
- Он болен, наверно… – кивнула старушка.
Смутилась какая-то юная мама, девчушке волосики пряча за ушко…
- Вот это комфорт! – возмущался мужчина, к себе прижимая засаленный ранец.
Им рядом бы лучше – бездомную псину, чем этот курносый малыш-голодранец…
Толпа, как змея, поднатужила жала. Мальчишка на станции вышел во тьму.
И я бы рванулась! И я бы бежала! А что удержало – сама не пойму…
В ночи завывали бездомные псы: потертые шкуры чужими следами.
Мальчишку-оборвыша мне не спросить, как трудно жить в мире без дома и мамы…
Вот только сдавило у горла, как ком…
А что уже плакать?
А что уже толку?...
В толпе безразличной, в вагоне пустом волчонок когда-нибудь вырастет волком.
Следы оставляя на светлом сукне, я жалась к окну в теплом платье в горошек:
корявая буковка “А” на окне…
мальчишку, наверное, звали – Алеша…

© Алена Васильченко