Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога...
Дай-ка, братец, мне трески
И водочки немного.

Я седой не по годам
И с ногою высохшей,
Ты слыхал про Магадан?
Не слыхал?! Так выслушай.

А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.

Я подумал, что конец,
Распрощался матерно...
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.

Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии.
“Был, — сказал он, — говны, съезд
Славной нашей партии.

Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения”.

Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
“Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою...”

Полный, братцы, ататуй!
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять на станции.

Ты представь — метёт метель,
Темень, стужа адская,
А на Нём — одна шинель
Грубая, солдатская.

И стоит Он напролом,
И летит, как конница,
Я сапог Его — кайлом,
А сапог не колется!

Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа Спасителя.

А это ж Гений всех времён,
Лучший друг навеки!
Все стоим, ревмя ревём,
И вохровцы, и зэки.

Но тут шарахнули запал,
Применили санкции —
Я упал, и Он упал,
Завалил полстанции...