Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх 
    И можете держать себя свободно, 
 Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях 
    Я королем был избран всенародно, 
 Но это всё равно. Смущают мысль мою 
 Все эти почести, приветствия, поклоны... 
       Я день и ночь пишу законы 
Для счастья подданных и очень устаю. 
 Как вам моя понравилась столица? 
 Вы из далеких стран? А впрочем, ваши лица 
 Напоминают мне знакомые черты, 
 Как будто я встречал, имен еще не зная, 
 Вас где-то, там, давно... 
          Ах, Маша, это ты? 
 О милая, родная, дорогая! 
 Ну, обними меня, как счастлив я, как рад! 
    И Коля... здравствуй, милый брат! 
 Вы не поверите, как хорошо мне с вами, 
 Как мне легко теперь! Но что с тобой, Мари? 
 Как ты осунулась... страдаешь всё глазами? 
    Садись ко мне поближе, говори, 
    Что наша Оля? Всё растет? Здорова? 
    О, Господи! Что дал бы я, чтоб снова 
 Расцеловать ее, прижать к моей груди... 
 Ты приведешь ее?.. Нет, нет, не приводи! 
    Расплачется, пожалуй, не узнает, 
 Как, помнишь, было раз... А ты теперь о чем 
 Рыдаешь? Перестань! Ты видишь, молодцом 
    Я стал совсем, и доктор уверяет, 
       Что это легкий рецидив, 
 Что скоро всё пройдет, что нужно лишь терпенье. 
 О да, я терпелив, я очень терпелив, 
 Но всё-таки... за что? В чем наше преступленье?.. 
 Что дед мой болен был, что болен был отец, 
 Что этим призраком меня пугали с детства,- 
 Так что ж из этого? Я мог же, наконец, 
    Не получить проклятого наследства!.. 
 Так много лет прошло, и жили мы с тобой 
 Так дружно, хорошо, и всё нам улыбалось... 
 Как это началось? Да, летом, в сильный зной, 
 Мы рвали васильки, и вдруг мне показалось... 

 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

 Да, васильки, васильки... 
      Много мелькало их в поле... 
      Помнишь, до самой реки 
      Мы их сбирали для Оли. 

 Олечка бросит цветок 
      В реку, головку наклонит... 
      "Папа,- кричит,- василек 
      Мой поплывет, не утонет?!" 

 Я ее на руки брал, 
      В глазки смотрел голубые, 
      Ножки ее целовал, 
      Бледные ножки, худые. 

 Как эти дни далеки... 
      Долго ль томиться я буду? 
      Всё васильки, васильки, 
      Красные, желтые всюду... 

 Видишь, торчат на стене, 
      Слышишь, сбегают по крыше, 
      Вот подползают ко мне, 
      Лезут всё выше и выше... 

 Слышишь, смеются они... 
      Боже, за что эти муки? 
      Маша, спаси, отгони, 
      Крепче сожми мои руки! 

 Поздно! Вошли, ворвались, 
      Стали стеной между нами, 
      В голову так и впились, 
      Колют ее лепестками. 

 Рвется вся грудь от тоски... 
      Боже! куда мне деваться? 
      Всё васильки, васильки... 
      Как они смеют смеяться? 
      . . . . . . . . . . . . 

 Однако что же вы сидите предо мной? 
 Как смеете смотреть вы дерзкими глазами? 
 Вы избалованы моею добротой, 
 Но всё же я король, и я расправлюсь с вами! 
 Довольно вам держать меня в плену, в тюрьме! 
 Для этого меня безумным вы признали... 
 Так я вам докажу, что я в своем уме: 
 Ты мне жена, а ты - ты брат ее... Что, взяли? 
 Я справедлив, но строг. Ты будешь казнена. 
 Что, не понравилось? Бледнеешь от боязни? 
 Что делать, милая, недаром вся страна 
 Давно уж требует твоей позорной казни! 
 Но, впрочем, может быть, смягчу я приговор 
 И благости пример подам родному краю. 
 Я не за казни, нет, все эти казни - вздор. 
 Я взвешу, посмотрю, подумаю... не знаю... 
       Эй, стража, люди, кто-нибудь! 
       Гони их в шею всех, мне надо 
    Быть одному... Вперед же не забудь: 
    Сюда никто не входит без доклада.