На улице пляшет дождик. Там тихо, темно
                                    и сыро.
Присядем у нашей печки и мирно поговорим.
Конечно, с ребенком трудно. Конечно, мала
                                  квартира.
Конечно, будущим летом ты вряд ли поедешь
                                     в Крым.
 
Еще тошноты и пятен даже в помине нету,
Твой пояс, как прежде, узок, хоть в зеркало
                                     посмотри!
Но ты по неуловимым, по тайным женским
                                    приметам
Испуганно догадалась, что у тебя внутри.
 
Не скоро будить он станет тебя своим плачем
                                        тонким
И розовый круглый ротик испачкает молоком.
Нет, глубоко под сердцем, в твоих золотых
                                     потемках
Не жизнь, а лишь завязь жизни завязана
                                     узелком.
 
И вот ты бежишь в тревоге прямо к гомеопату.
Он лыс, как головка сыра, и нос у него в угрях,
Глаза у него навыкат и борода лопатой,
Он очень ученый дядя - и все-таки он дурак!
 
Как он самодовольно пророчит тебе победу!
Пятнадцать прозрачных капель он в склянку
                                 твою нальет.
«Пять капель перед обедом, пять капель после
                                       обеда -
И всё как рукой снимает! Пляшите опять
                                   фокстрот!»
 
Так, значит, сын не увидит, как флаг над
                                Советом вьется?
Как в школе Первого мая ребята пляшут
                                   гурьбой?
Послушай, а что ты скажешь, если он будет
                                     Моцарт,
Этот не живший мальчик, вытравленный тобой?
 
Послушай, а если ночью вдруг он тебе
                                  приснится,
Приснится и так заплачет, что вся захолонешь
                                         ты,
Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные
                                    ресницы
И волосы разовьются, старательно завиты,
 
Что хлынут горькие слезы и начисто смоют
                                     краску,
Хорошую, прочную краску с темных твоих
                                  ресниц?..
Помнишь, ведь мы читали, как в старой
                          английской сказке
К охотнику приходили души убитых птиц.
 
А вдруг, несмотря на капли мудрых гомеопатов,
Непрошеной новой жизни не оборвется нить!
Как ты его поцелуешь? Забудешь ли, что
                                  когда-то
Этою же рукою старалась его убить?
 
Кудрявых волос, как прежде, туман золотой
                                    клубится,
Глазок исподлобья смотрит лукавый и голубой.
Пускай за это не судят, но тот, кто убил,-
                                      убийца.
Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоем
                                     с тобой!