Я при жизни был рослым и стройным, 
Не боялся ни слова, ни пули 
И в обычные рамки не лез. 
Но с тех пор как считаюсь покойным, 
Охромили меня и согнули, 
К пьедесталу прибив ахиллес.

Не стряхнуть мне гранитного мяса 
И не вытащить из постамента 
Ахиллесову эту пяту, 
И железные рёбра каркаса 
Мёртво схвачены слоем цемента, 
Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью — 
Нате смерьте! 
Я не знал, что подвергнусь суженью 
После смерти.

Но в привычные рамки я всажен — 
На спор вбили, 
А косую неровную сажень 
Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер, 
Живо маску посмертную сняли 
Расторопные члены семьи, 
И не знаю, кто их надоумил, 
Только — с гипса вчистую стесали 
Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось, 
И считал я, что мне не грозило 
Оказаться всех мёртвых мертвей. 
Но поверхность на слепке лоснилась, 
И могильною скукой сквозило 
Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный, 
В пасти палец, 
Подойти ко мне с меркой обычной 
Опасались, 
Но по снятии маски посмертной — 
Тут же, в ванной, — 
Гробовщик подошёл ко мне с меркой 
Деревянной…

А потом, по прошествии года, — 
Как венец моего исправленья — 
Крепко сбитый литой монумент 
При огромном скопленье народа 
Открывали под бодрое пенье, 
Под моё — с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась — 
Из динамиков хлынули звуки, 
С крыш ударил направленный свет. 
Мой отчаяньем сорванный голос 
Современные средства науки 
Превратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан — 
Все там будем! 
Я орал в то же время кастратом 
В уши людям.

Саван сдёрнули! Как я обужен — 
Нате смерьте! 
Неужели такой я вам нужен 
После смерти?!

Командора шаги злы и гулки. 
Я решил: как во времени оном, 
Не пройтись ли, по плитам звеня? 
И шарахнулись толпы в проулки, 
Когда вырвал я ногу со стоном 
И осыпались камни с меня.

Накренился я, гол, безобразен, 
Но и падая — вылез из кожи, 
Дотянулся железной клюкой, 
И, когда уже грохнулся наземь, 
Из разодранных рупоров всё же 
Прохрипел я: «Похоже, живой!»

И паденье меня не согнуло, 
Не сломало, 
И торчат мои острые скулы 
Из металла!

Не сумел я, как было угодно — 
Шито-крыто. 
Я, напротив, ушёл всенародно 
Из гранита.

1973