Всё проходит, говорят,
врут насмешники, поверь мне:
всё уйдёт от нас, наверно,
но в душе оставит клад.

И на нём печали камень, -
не воротишь, не зови -
крылья лёгкие любви
отзвенели ветерками.

Это грустно, но пока,
мой жираф златоволосый,
я внимаю звукам вёсен, -
осень очень далека.

Пламя гривы - слепнет взгляд -
средь пустыни прогорает;
я зажгла его и знаю,
что зажгла не для себя.

Но гори, гори, мой факел,
для кого - не всё ль равно...
Мне ж осветишь заодно
всё, что ночь таит во мраке.

А когда уйдёшь и ты,
пусть прольётся - ради бога! -
на кромешную дорогу
рыжий луч шальной звезды.


--------------------------------------------------------------------------------

Я написала её, когда научилась по-человечески играть на гитаре. У неё есть имя, она называется "Жираф". Я ничего не хотела. Я поначалу даже не знала, что будет. У меня просто сразу возник последний куплет. Возник он потому, что как-то мы встречали кого-то, чтобы проводить на день рождения, и по дороге мне один хороший приятель читал Заболоцкого. Я ничего не помню, конечно, кроме того, что "тихий ток из чаши А переходит в чашу Б". Это последние слова. Но размер меня потряс до глубины души, потому что я тут же выдала последний куплет. Про себя, конечно, - я никому не сказала, что собираюсь песенку написать. Да я и не собиралась, наверное.

А потом я всё думала: "Что же такое написать к этому последнему куплету?" И я написала "Жирафа". Поначалу она никак не называлась. То, что потом у меня возникли ассоциации, так это просто у Сальвадора Дали есть такая картина. Она называется "Жираф". Там какая-то глинистая выжженная пустыня, вся в трещинах, какие-то немыслимые животные, а на горизонте стоит жираф, далеко-далеко, у него пылает грива, как факел. Жираф страшный, но то, что у него грива, как факел, это очень красиво. Этот жираф тоже возник у меня внезапно. Потом я решила, что эта песенка будет пародией на шлягер, шуткой. Но шутка, по-моему, тоже не получилась. Хотя песенку я всё-таки люблю.