Я иду по раковым баракам.
Болезни, вонь, гниение. Трупам нет числа. 
Здесь рвота медсестёр смешалась с трупным смрадом.
И снова я в халате у стола.
Вот здесь гниют умершие от рака –
Мужчины, женщины кишат червями всех мастей,
Разбиты рёбра, лоб надвскрыт. Крестины
Нагих новораздавленных детей.

Гной, слизь, кровь и нечистоты
Ускоряют приступ рвоты. 

Я иду, залитый кровью с экссудатом
Вдоль по проходам, слыша летанию мук.
Летят в глаза, рвут кожу в жажде свежей крови –
Спасенья нет от трупных мух.
И всё, что было телесностью и слизью, 
Наверченной на вертелы костей, 
Лежит бесформенно в реакциях распада. 
Без боли, без желаний и страстей. 

Я повелеваю смрадом,
Воспалением и распадом.

В кровокромешной тьме и веселящем газе
Смердит в микробах на столе
Раздутый труп. Иду к нему в экстазе:
«Как доктору откройся мне!»

Я вскрыл утробу. Сквозь кожные покровы
Ферменты потекли как воск.
Убрал гортань, а там саркома, 
Хотела увернуться в мозг.
И протолкнул её в брюшную полость,
Где черви, мокро и тепло. 
Отстойник смрада лопнул. И по стенам
Месиво кишечное текло. 

Бог отвернул свой лик
И не слышит крик
Заживо тлеющих.
Молят они Творца
О месте в небесах,
Стоя в своих гробах.
Я из последних сил
Занят рытьём могил
Тем, кто безвозвратно сгнил.
Вы все одарены –
Мною очищены,
В вас нет инфекции. 

Обрубки – в гроб. Как массовые роды:
Где ляжка, где рука, где клок волос.
А вот в грязи совокупляются уроды.
И у него – в неё – оторвалось.
Три кубка влаги: мозг, кишки, мошонка.
Не разберёшь, где Бог, где сатана. 
Рождение – жизнь в болезнях и гниении:
Мразь от мрази.
И смерть как доктор у стола.