ТРУБАЧ И ОСЕНЬ (Борис Рыжий)
Полы шляпы висели, как уши слона.
   А на небе горела луна.
На причале трубач нам с тобою играл -
   словно хобот, трубу подымал.
Я сказал: посмотри, как он низко берёт,
   и из музыки город встаёт.
Арки, лестницы, лица, дома и мосты -
   неужели не чувствуешь ты?

Ты сказала: я чувствую город в груди -
   арки, люди, дома и дожди.
Ты сказала: как только он кончит играть,
   всё исчезнет, исчезнет опять.
О, скажи мне, зачем я его не держал,
   не просил, чтоб он дальше играл?
И трубач удалялся - печален, как слон.
   Мы стояли у пасмурных волн.

И висели всю ночь напролёт фонари.
   Говори же со мной, говори.
Но настало туманное утро, и вдруг
   все бесформенным стало вокруг -
арки, лестницы, лица, дома и мосты.
   И дожди, и речные цветы.
Это таял наш город и тёк по рукам -
   навсегда, навсегда - по щекам.

И теперь не понять, разобрать нету сил,
   кто за музыку эту платил
жизнью, смертью, разлукой, туманной строкой,
   кто стоял и стоял над рекой.
Ты? - спрошу тебя. - Нет. Я? - спрошу себя. - Нет.
   Только бледный и траурный свет
остаётся - уныл, вроде долгого сна,
   и тяжёл, словно выдох слона.

1994, ноябрь