Он стонет во сне
и тонет во снах,
получая приказ убить президента,
уйти за предел
городов и тел,
человеческих дел,
вспыхнуть звездой, сгореть в пустоте,
как он хотел.

А-а,
лети, моя
А-а
любимая, к земле
обетованной - обескровленной,
предсказанной не нами, не для нас.

Она выждет момент
и ударит под дых,
она будто глоток этой мертвой воды -
переполнила горсть.
Он везде эмигрант,
он всегда не прав -
на этой и той стороне Днепра,
на этой и той стороне Невы-сказанной любви
гость.

А-а,
лети, моя
А-а
любимая, к земле
обетованной - обескровленной,
предсказанной не нами, не для нас,
как последний рубеж.

Она ждет у окна уже тысячу лет,
в ее доме темно и чай на столе,
она кормит из рук своих воронов
И его волков.
А между коврами и потолком
так много тоски, что хочется выйти
в январь
и укутаться в лед.

А-а,
лети, моя
А-а
любимая, к земле
обетованной - обескровленной,
предсказанной не нами, но для нас,
как последний приют.