Бродил я далеко в чужой стороне,
И страсти немолчно кипели.
Небесный Отец не забыл обо мне,
Следил Он за мной с колыбели.

Когда возмужал я, раздела просил,
И он на раздел согласился,
Часть из именья мою отделил.
И я с ним надолго простился.

Мне стало просторно, я бросился в мир,
Бежал от отцовского дома,
Как-будто свобода мой детский кумир,
Мне тут только стала знакома.

С запасом богатства, здоровья и сил,
Мне думалось счастие встретить
Я то и другое и третье убил
А счастье не мог и заметить.

А время бежало и страсти росли,
Свобода им рост придавала,
Здоровье, богатство и силы ушли,
Душа все чего-то искала.

Домой возвратиться к Отцу я не смел,
Боялся отеческих прений
И где не искал, и куда не смотрел
Не видел нигде утешений.

Красавицы съели здоровье мое,
А, как они прежде ласкались,
Богатство мое им пошло на житье,
Друзья! Все друзья разбежались.

И тяжко мне стало жить в той стороне,
Без денег, надежд и участия,
Никто из друзей не вздохнул обо мне,
Их нет никогда у несчастья.

Вдруг голод губительно-страшным врагом
По той стороне разбежался,
Никто не вздохнул обо мне об одном,
А там так никто не нуждался.

Разбитый в надежде, участьи людей,
Голодный сидел я на поле
Я рад был отнять даже корм у свиней,
Которых я пас по неволе.

Но корма отнять я у них не посмел,
За мною другие смотрели
Голодный, я с завистью жадно глядел,
Как лакомый корм они ели.

И долго сидел я в раздумьи немом,
Упреком минувшее стало
И страшное что-то мне сердце тайком
Об этом минувшем шептало.

И виделся мне мой родительский кров
И ласки отца и довольства
И вспомнилось мне, как я нажил врагов
Из жажды одной, своевольства

И горькие слезы ручьем потекли.
Отверженец мира и неба
Сидел я один сиротой на земле
Без денег, одежд и без хлеба.

Тут вспомнилось мне, как спокойно живут,
Наемники в доме отцовском
Им сытная пища и тихий приют,
И верная плата готова.

А я на чужбине... не вижу конца,
Страданьям и тягостным мукам
Ужели в отце не найду я отца?
Ужель все разбила разлука.

Я встал и пошел из той стороны,
Вот видится кровля родная
Воскреснули в памяти детские сны,
И юность моя золотая.

И ласково смотрят родные поля,
И солнце приветливо светит,
И радостно дышит, как-будто земля,
Желая нежданного встретить.

А он одинокий, печальный глядит
На ласки родимой природы
В нем сердце по прежнему грустно болит
Не жаждет он больше свободы.

Наемником лучше быть в доме отца,
Чем сыном распутного мира,
Он внемлет, и грусть убежала с лица
На сердце повеяло миром.

И издали видит отец - это сын
Ему сердце об этом сказало,
Идет он в лохмотьях, босой и один;
И жаль ему бедного стало.

И выбежал прямо навстречу ему,
И слезы в глазах засверкали
Понять только можно отцу одному
В них чувство все сыну сказало.

«Прогневал я Небо, тебя раздражил,
И сыном назваться не смею»,
Кто, сын мой, скажи мне тебя возвратил,
И кинулся сыну на шею.

И обнял его и его целовал,
И плакало сердце отцово,
Оденьте его - это сын мой - сказал,
И все для одежды готово.

И на руку перстень наденьте ему.
И обувь наденьте на ноги,
Сегодня служите ему одному,
Он с дальней тяжелой дороги.

И с сына очей он отвесть не хотел
И радостно взоры сияли
И долго он долго с любовью смотрел
Как сына его одевали.

«А вы и не знали» - рабам он сказал
Как долго я с грустью боролся,
Мой сын, как алмаз дорогой пропадал,
Но он не пропал, он нашелся.

И в светлую радость веселого дня,
Вы нам заколите теленка,
Устройте трапезу, мой сын у меня,
А вы его знали ребенком.

Родился и вырос он в ваших глазах
И бросился в мир своевольно,
Как жизнь его там изнывала в слезах
Мне вспомнить теперь даже больно.

Но бросим былое, печально оно,
Печальна былого картина, 
Довольно, что в нем