Мне первые стихи пропела мать. 
И так была прекрасна песня эта, 
как будто сочинилась без поэта, 
Природа снизошла порифмовать. 
И, уяснив предназначенье слова, 
решил я, что поэт поэту брат, 
и музыку искал во всех подряд, 
не замечая мелкого и злого. 
Имея добрый и веселый нрав, 
с наивностью мальчишки из Эллады, 
я посвящал им песни и баллады, 
но, к сожаленью, был тогда не прав. 
Я ждал лишь пониманья, не похвал, 
но оставляли в моем сердце меты 
ревнивые богатые поэты, 
которых я когда-то воспевал. 
Со злобой осуждали мой язык, 
сознательно не вникнув в суть предмета 
народу не известные поэты, 
издавшие по два десятка книг. 
И с высоты чинов и привилегий 
сердились едко, публику браня, 
людей , без злости слушавших меня, 
мои непобедимые коллеги. 
не понимая, что десятки лет, 
когда бывает радостно и больно, 
поются эти песни добровольно, 
а люди и не знают, кто поэт. 
Я выхожу и вижу тихий зал, 
не публика - сердца, умы и судьбы, 
немилосердные ревнители и судьи, 
с которыми я жизнь свою связал. 
Вручаю вам друзья, судьбу мою. 
Я верю вам, и вы мне тоже верьте, 
я напечатан буду после смерти, 
и потому сегодня я пою.