Казалось, она была выше недель и дней,
 Гуляла по крышам и видела, что над ней,
 И небу кромешному глядя в беззубый рот,
 Она понимала, конечно, и это пройдет.
Она не умела не лезть не в свои дела,
Она понимала, что лесть не всегда бела,
Ей было, по сути, плевать, что подумают все,
А город под ней был в мазуте, а город был сер.
Там кто-то пьет чай на шестом этаже,
Там кто-то лелеет отчаяние в душе,
Там кто-то не верит в бессилие красоты,
Там где-то под небом, наверно, живешь и ты.
Когда открывался луны беспощадный глаз,
Она понимала, что крылья, увы, не для нас,
Но, пыльного города сны унося в кровать,
Она так хотела летать, так хотела летать.
И веки смыкая, и ввысь отпуская сны,
Где нет ни печали, ни радости ни весны, 
Она пролетала над бедами и травой,
А город под ней был неведомый и неживой.
Там кто-то пьет чай на шестом этаже,
Там кто-то лелеет отчаяние в душе,
Там кто-то не верит в бессилие красоты,
Там где-то под небом, наверно, живешь и ты, наверно, живешь и ты.