Я ронял на кровать морфином тебя
И ты в моем театре на правах Мальвины. Теряй
Этот убогий мир в красновато-милых тенях,
Забывая фразы и слова, дави и ныряй.

И мы снова на сутки без чувств, 
На сутки без разума и молча, но ясно.
И нам голос не нужен не чуть. 
Ты не говорила, чего хочешь, но я знал.

Мы закрывались от мира и жили,
И прятали секреты под длинный рукав.
Бледную кожу, избитые жилы, 
Всё удовольствие и вкус у невинных украв.

Наши глаза не теряли оттенок, 
Каждый день обретая всё больший азарт.
Мы душой отрекались от тела, 
Зная, что давно уж нету пути назад нам.

Я ронял на кровать морфином тебя, 
Дешевую душу твою в руках бессильно трепля,
Заставляя мнимый рай даримый принять, 
Забывая фразы и слова, дави и ныряй.

И мы снова на сутки без чувств, 
На сутки без разума и молча, но ясно.
И нам голос не нужен не чуть. 
Ты не говорила, чего хочешь, но я знал.

И наши месяцы были на сто лет(?),
Мы даже начали путать сюжеты,
И я выкладывал ампулы жизни на столик,
И ты не думая хватала, чтоб продлить всё это.

Наверно, из-за них ты и была со мной,
И всё это вовсе не важно, и я вроде бы я купил
Твою любовь. Мог бы сомневаться, 
Но я видел как ты плачешь, когда я приходил без них.

Последний месяц ты просто молчишь,
Немо вопрошая, где твой сладкий раствор.
И в груди кончился воздух почти.

Ты знаешь финал, но нажать бы на "стоп".
И мы возьмем на себя слишком много.
Чтобы остаться вместе и не иссякнуть,
Сделаем всё пышно, громко,
Введя ровно по 250 внутрь.