«Разреши задержаться» -

два простых от него слова.

«Оставайся совсем» -

снова и снова

в моей голове –

«Лучше остаться».

«Да, - в моих мыслях

немыслимых, –

захотел ты так если,

устраивайся поудобнее в моём кресле,

мы завесим шоры,

а на будущий год поедем на море,

там будут лазурные берега

и невероятно низкие облака,

там не будет горя,

потому что не будет одиноких рассветов,

запретов,

ненужных звонков,

чужих голосов

вдогонку.

И если было тонко –

порвалось.

А если осталось –

так надо.

Не уходи, без тебя прохладно.

Не то, чтобы холодно,

но что ли досадно.

Будем зажигать свечи

каждый вечер,

толковать о небылицах,

о птицах,

которых живут в жарких странах,

или об океанах,

где хотелось бы побывать,

чепуху молоть, засыпать

в обнимку или валетом

в этом доме

или не в этом.

танцевать,

громко топая ногами по потолку

соседей снизу.

ползать по карнизам,

орать знакомые песни

Элвиса Пресли

или молчать друг другу в уши,

быть непослушными,

ходить по квартире в тапочках,

рассматривать лампочки,

лёжа на полу,

быть в своём углу,

в своей тарелке,

мелко

нарезать картофель,

смотреть друг на друга в анфас и профиль -

не отвлекаться,

Да, тебе нужно остаться!» -

носилось в моей голове

от уха до уха.

«Чепуха, -

говорю ему. –

Уноси кости.

Через полчаса у меня гости».

(с) Лосская