Можно выйти на улицу, это не факт,
что вернёшься обратно. В театре антракт
чаще дольше чем действе, то есть спектакль
может вдруг оборваться, как глупый контракт
с этой жизнью, и врач в белом скажет: «инфаркт». 
Так случайны: погода, стихи и война,
эта женщина утром, бутылка вина
и, казалось, такой постулат как луна,
тоже может не выглянуть из-за того,
что находится в том полушарии сна
или же из-за густых облаков.
Крик не лучше, чем шёпот и наоборот – 
многим слышно молчащего; стиснутый рот
не доказывает, что душа не поёт, 
а глаза не кричат. Пулемёт не собьёт,
если нету патронов и возле стрелка.
Рухнул конь – понукаем за то седока.
Кто умнее умеет валять дурака,
но дурак, как и умный, одно для стрелка.
Все равны: перед смертью, в трамвае, в метро,
на собрании, ночью, когда под ребро 
подбирается страх и в висках бьёт как гром.
Даже если за окнами мчится перрон, 
ты всё там же. Уехать из этих времён
невозможно. Чуть легче сменить континент, 
если сможешь без водки и русских газет,
на которых лежит поперёк туша-сельдь,
и читает какую-то правду. Но бред
заключается в том, что её просто нет,
как и сельди, оставившей свой жирный след.