Как в норе лежали они с волчком, - 
зайчик на боку, а волчок ничком, - 
          а над небом звездочка восходила. 
Зайчик гладил волчка, говорил: "Пора", 
а волчок бурчал, - мол, пойдем с утра, - 
словно это была игра, 
словно ничего не происходило, - 
          словно вовсе звездочка не всходила. 

Им пора бы вставать, собирать дары - 
и брести чащобами декабря, 
и ронять короны в его снега, 
слепнуть от пурги и жевать цингу, 
и нести свои души к иным берегам, 
по ночам вмерзая друг в друга 
(так бы здесь Иордан вмерзал в берега), 
укрываться снегом и пить снега, - 
потому лишь, что это происходило: 
          потому что над небом звездочка восходила. 

Но они всё лежали, к бочку бочок: 
зайчик бодрствовал, крепко спал волчок, 
          и над сном его звездочка восходила, - 
и во сне его мучила, изводила, - 
и во сне к себе уводила: 
шел волчок пешком, зайчик спал верхом 
и во сне обо всем говорил с волчком: 
     "Се," - говорил он, - "и адских нор глубина 
     рядом с тобой не пугает меня. 
     И на что мне Его дары, 
     когда здесь, в норе, 
     я лежу меж твоих ушей? 
     И на что мне заботиться о душе? 
     Меж твоих зубов нет бессмертней моей души.» 

Так они лежали, и их короны лежали, 
и они прядали ушами, надеялись и не дышали, 
никуда не шли, ничего не несли, никого не провозглашали 
и мечтали, чтоб время не проходило, 
чтобы ничего не происходило, - 
          но над небом звездочка восходила. 

Но проклятая звездочка восходила.