И нет тишины тише этой.
 И нет никого, кроме этих, размытых,
 Теней и силуэтов.
 Убитых бытом…

 Одна, со словами:
 «Лишь бы меня не коснулось»
 Уснула.
 Утром встала, а её так ***нуло,
 Что она погнала и свихнулась.
 Ушла из дома, и не вернулась…
 Или вот у нас, в Ростове-на-Дону,
 Одному ****уну 
 Отстрелили смысл бытия-
 Так он теперь дьяк.
 Говорит, что всё ништяк,
 Просто с него, ещё при жизни, 
 Всевышний спросил за косяк.
 Он рассказал историю, про типа,
 Который обсаженный, залипал,
 Посреди дороги.
 Его сбил автобус, после чего, 
 Ему парализовало ноги.
 Он, разочаровавшись в боге,
 Стал сатанистом.
 И, унеся с собой жизни многих,
 Покончил самоубийством,
 Подорвав полподъезда на бытовом газе.
 Когда его хоронили,
 На венках написали: конченой мрази,
 Такому-то там Эмилю…
 Тем, кто привык в мелочах сдаваться,
 Сложнее справляться с серьёзными ситуациями.
 Типа той, что случилась с моим соседом,
 90-летним дедом,
 Который, отмечая один из дней победы,
 С криком «Еду!» упал с мопеда…
 Мало того, что сам еле живой,
 Так ещё и пьяный, стукнулся головой,
 Лежит рядом с мопедом, воет волком,
 Хрен чё разберёшь толком.
 Потом выяснилось, что от удара,
 Дед осколком, 
 Который с великой отечественной,
 Не вытащили из головы,
 Начал принимать сигналы Эха Москвы.
 Теперь он в курсе всех событий.
 А Вы?
 Есть в списках живых, 
 Уцелевших от бытовух,
 Типа тех, двух, ****ашек,
 Гены и Аркаши-generation next,
 Made [bad word] 
 Каждый индивид спешит
 Обустроить быт, и размножить вид-
 Потом усталый, такой, в гробу лежит.
 Один всю жизнь чертежи 
 Чертил на Мин. Атом,
 Был женатым, на пернатой,
 Двое детей, младшая уже в десятом.
 Горсть провожающих в последний путь,
 Может быть, где-то и я там…
 Ребята, а костюмчик-то 
 На покойничке мятый.
 Хотя это ничего уже не значит.
 Он себе не ставил задачу,
 Быть на своих похоронах единственным,
 Из числа тех, кто не плачет,
 И одетым в Версачи.
 Может он именно этого момента
 Всю жизнь ждал – тем паче.
 Потому, что сразу после поминок,
 Его машина отойдёт старшему сыну,
 Который выплатит сестре половину,
 Частями, к июлю.
 Чтобы Юля
 Смогла поступить в институт, 
 Где-нибудь не тут,
 Причём, чем дальше, тем душе ближе-
 В Петербурге её уже почти ждут.
 Прошлым летом 
 Она познакомилась, по Интернету,
 С брюнетом.
 И уже отсылала ему свои фото,
 На которых на ней ничего нету.
 И всё это, сейчас ей намного важней
 Некролога, в котором Мин. Атом
 Скорбит, через районную газету,
 Всем коллективом поддерживая
 Детей, и вдову Елизавету,
 Которая, после смерти мужа,
 Стала выглядеть намного хуже.
 Она была единственной,
 Кому он был по-настоящему нужен.
 Последние слова, что она ему сказала,
 Были: что же ты умер простуженным?
 Ой, а костюмчик-то и впрямь не отутюженный,
 И провожающих тебя не больше дюжины…
 И нет тишины тише этой.
 И нет никого, кроме этих, размытых,
 Теней и силуэтов.
 Убитых бытом…