На ломанный биток подведем итог.
Не знаю, как тебе все это, знаю, это то.
Щас моя музыка – поток, маленький шанс уравновешивать различия сортов.
Кто вырос в городе оков, окопами отрезанный от общества Перемороченных лохов, бумажников и грез.
Державшие Калашников не хвастаются больше никогда войной.
И мир мой самый разбитной, бодряк, приход.
Нам говорят, говорили и будут потом,
Но мы взорвем здесь, скромное, странное.
Сломаем обстоятельства и заново построем дом, где много света.
Я помню лето в неосознанной кондиции и строгий, как всегда, закон.
Как все утратили амбиции, и социум грозился,
А в жилах непрерывно протекал музон.
Жидкий азот в носоглотке, дал кому-то пару тузов,
Сманил, как мышь в мышеловке.
И круг общения предательски затих, повесив указатель надо мной, что я один из них

И все знакомые забыть могут, кто я такой,
Неутешительные выводы писать врачи.
Я молодой и каждый по-своему это понял.
Каждый город за меня, давай кричи!
Каждый голос за меня, давай кричи!
Каждый, каждый, кто тут за меня, давай кричи!
Мы с вами, мы с вами, только ты настройся и включи.

Была жара, снова в пьяных кабаках мечтал летать в Никарагуа или на Гоа,
Утопать в лучах солнца юга, хохотать с одержимостью клерка из офиса.
В одержимости грубыми фразами ругал политику, женщин и грязный мир.
Водил глазами, здесь его не ждал регламент, и поэтому он много говорил
О бездарности, о значеньи кармы, о бестактности, о введеньи в драмы,
О солдатах в казармах, о драках за правду,
Давал контакты напротив сидящим,
По утрам играл в ящик,
Замолкал до утра невменяемый и вспоминал то былое отчаяние
И по кому-то скучал, но чутка уже.

И все знакомые забыть могут, кто я такой,
Неутешительные выводы писать врачи.
Я молодой и каждый по-своему это понял.
Каждый город за меня, давай кричи!
Каждый голос за меня, давай кричи!
Каждый, каждый, кто тут за меня – давай кричи!
Мы с вами, мы с вами, только ты настройся и включи.