Ты моя шизофрения, нет, ты моя ангина,
Мне же не пятнадцать, чтобы ради лжи по минам.
Жизнь лелеяла, от жажды страждущих поила,
Да, но после добавляла в воду камешки карбида.

Время, как идол, ему молился, чтобы попустило.
Счастье без слез – это не допустимо.
Я заприметил холода, скитаясь по пустыням,
Но потерять себя всего было бы как-то стыдно.

Струится дым, перебирают пальцы ловко струны,
Слова с аккордами не треск посуды, звон кастрюлей,
Не передач по ящику, не выговор поющему,
Моя судьба обманщица плеснет в стакан горючего.

Так учит нас, чужую искренность принять за бредни,
Чтоб защемило, мы нажмем на пару мест запретных,
Будем давить что силы, да, блять, нас вставляют слезы,
А завтра загрустим о том, что мир какой-то сложный.

Никакой антивирус не излечит нашей хвори,
Тут каждый третий кем-то болен… Кем-то болен.
И лечат только часы, года.
Никакой антивирус не излечит наши хвори,
Тут каждый третий кем-то болен… Кем-то болен.
А если б чутка назад отмотать.

Мои слова, как шаровая молния в окно,
Сожгут твоё нутро, пока снаружи мокро.
Грохочет гром, пока рыдает девочка в подушку,
Капля летела в лужу, слезы смывали тушь.

Голубь уносил куда-то мысли,
Колой мы тушили градус виски,
Затаптывали коврики на вписках,
И чаще мчсника мы утром были при смерти.

Где ты на высоте, там мне с тобой на высаде, да,
Мне по душе дышится ниже модных многоэтажек,
И даже если ты скажешь, что я совсем замкнулся,
Я тебе ничего не стану объяснять, сквозь,

Настенный календарь морщина сменит румянец,
Их ссаный глянец перейдет с трэпа на гей-парады.
Я затаюсь в твоем винте папкой фото «Былое»,
И мы другой будем рады возне, с другими рядом.